Говорят, что душа умершего летает над землёй в течение года после смерти и в годину окончательно прощается с миром, тогда и ставят основательный каменный памятник на могилу...
В эти выходные я таки осознала, что Миши Горшенева больше нет.
И мир для меня в какой-то степени потускнел.
Я, в общем-то, не была фанатом КиШа, не была "воспитана" на этих своеобразных сказках, и все такое. Но когда я видела Горшка, на лице всегда появлялась улыбка. Я знала, что есть такое чудо чудесное на земле, и от этого было хорошо. Хотя во многих вопросах я бы с Мишей наспорилась в пух и прах. Но это и не минус.
Перед концертом памяти Горшка я размышляла на тему, что история Короля и Шута, в общем-то, развивалась логично. В музыкальном плане, в плане тем песен, в плавном переходе к панк-мюзиклу. В эту логику вписывается и смерть Миши. После же концерта я заламывала руки, проклиная всяческую логику и вопя (про себя, но крайне отчаянно), что с потерей Горшка, наша жизнь была препарирована. Была ампутирована какая-то невосполнимая её часть. Начинался концерт с выступления Князя и Кукрыниксов, было нормально всё. Горшок тут в принципе не предполагался, сеты были отличными (подкачал, правда, скрипач Князя), песни КиШа плюс пара песен Кукров, посвящённых Лёшей Горшеневым брату. А потом показали видеоряд из архивных записей, а потом наскоро склеенные обломки недоснятого клипа КиШа, а потом вышла группа Северный флот, бывшая некогда Королём и шутом - и мои эмоции обрушились с высоты небоскреба. Как-то вдруг наглядно стало видно, что мы потеряли. И если в начале концерта, я прыгала, орала песни вместе с залом, хлопала в такт и вела себя крайне энергично, то под конец я оплыла, как прогоревшая свечка и погрузилась в вялую меланхолию, когда, вроде, и играют какую-нибудь любимую песню, но...
Истерично я заснула после концерта, а наутро следующего дня побрела на кладбище. Высоченный памятник с изображением Миши-дикобраза возвышался неподалёку от могилы Цоя. Был завален цветами, щедро посыпан сигаретами, заставлен рисунками поклонников, трогательными мягкими игрушками, например, с фирменной причёской Горшка. Сбоку было приставлено чучелко пингвина, лежали записки типа: "Спасибо за детство, дядя Миша"; кто-то заботливо приложил даже носки. Рядом бухали панки, которые, видимо, здесь чуть ли не на пмж, аккуратные девушки подкладывали лаконичные букетики.
И на душе стало как-то спокойнее.
А музыкальное развитие песни "Танец злобного гения", гоняемой в тот день по кругу, говорило, что всё не так уж плохо. Миша будет рядом, в своих песнях, сказках, "Тодде", его неподражаемый голос по-прежнему будет щекотать кожу, а фото и видео с сорокалетним мужиком с глазами ребёнка будут напоминать о том, что этот человек был когда-то теплым и полнокровным.
В конце концов, панки не умирают, а мёртвые анархисты ещё могут закатить убедительную бунтовскую вечеринку.